Статьи, проповеди  →  Псалмы в переводе Сергея Аверинцева
26 апреля 2017 г.

Псалмы в переводе Сергея Аверинцева

Крепка над нами милость Его

Прежде всего иного, у истока всех церковных славословий и ликований, в непредставимой, уму непостижимой дали времен — и все же, надо сознаться, совсем близко, словно бы голос из глубины нас же самих: Давидовы Псалмы.

Слова, которые давным-давно знаешь наизусть, но которым не перестаешь удивляться. Как-как? Неужели правда? Так и сказано?

Слова, которых ничто не может быть проще — и ничто не может быть неожиданнее. До простоты которых надо докапываться, роя глубже и глубже.

Потом придут сложные мысли, упорядоченные вероучительные тезисы. Усложнится и культура чувства, и навыки выражения чувства; в том числе и чувства религиозного. И благословенна эта сложность, ощутимая, скажем, в греческих текстах византийских песнопений, в европейской и русской поэзии духовной сосредоточенности. Сложность — богатство накопленного из поколения в поколение. И неправ был Лев Толстой, когда ему хотелось разрушить сложные системы догматики, и литургии, и дисциплинирующих условностей культуры — ради опрощения. Но ведь когда-то сердце просит простоты: не опрощения и не упрощения — первоначальной простоты. Когда-то нужно перечувствовать не то, о чем думали позднее, а первичный, исходный опыт. Как узнали не такие и не такие тонкости, а самое главное, самое простое: что Бог вправду — есть? И тогда хорошо войти в мир Псалмов, где жалость — это тепло материнской утробы, где мыслить и учиться — это шептать, двигая губами, где Божья защита — это твердая скала. Где все твердо и надежно, как камень. Где человек кричит изо всех сил, зная, что за пределами мира его слышат.

Вслушиваясь в слово: три действия в начальном стихе первого псалма — три ступени зла

Как единодушно отмечают комментаторы, и старые, и новейшие, первый псалом — это вступление ко всей Псалтири в целом. Среди других псалмов ему принадлежит особое место. По-еврейски Книга Псалмов называется, как называлась уже во времена Кумранской общины, Книгой Хвалений (sēfer tehillīm); но ведь Псалом 1 — если и «хваление», славословие Богу, то лишь косвенно, не в узком и строгом смысле. Другое, может быть, еще более древнее наименование Книги Псалмов, сохраненное в Иерусалимском Талмуде <...> и отразившееся в родственной языковой традиции сирийских христиан, — Книга Песнопений <...>; но согласимся, что Псалом 1 не назовешь без оговорок и «песнопением», что его облик мало типичен для богослужебно-гимнографического жанра. Скажем шире, этот псалом — не совсем молитва; то есть не один из тех громогласных, страдальчески-просительных или благодарно-ликующих воплей к Богу, из каковых состоит большая часть Псалтири. Его назначение — другое. Он предпослан всем последующим псалмам, как произносимой молитве предпосылается размышление в тишине <...>

Это же самое можно высказать и чуть иначе. Тема других псалмов — жизнь человека перед лицом Бога. Не только радости и огорчения, победы и скорби (или, как в Пс. 50/51, вина и раскаяние) составляют ткань этой жизни. В ткань эту, в ткань молитвы, могут по-своему вплетаться и размышления. Молитвенный контекст их выражен через прямые обращения к Богу: «Что есть человек, что Ты помнишь его?» (Пс. 8:5, ср. 143/144:3); «Господи! кто может пребывать в жилище Твоем? кто может обитать на святой горе Твоей?» (Пс. 14/15:1); «Кто усмотрит погрешности свои? От тайных моих очисти меня» (Пс. 18/19:13). Все вообще так называемые жизненные вопросы в таком контексте — вопросы человека, живущего жизнью перед Богом, к своему Богу. Равным образом поучения, время от времени встречающиеся в Книге Псалмов, обращены к людям от лица этого человека, а в конечном счете — от лица этого Бога, включены в контекст длящейся беседы их двоих; таковы, например, Пс. 52/53 или 77/78. Но тема Псалма 1 — сам такой человек. Описывается это «блаженство», коренящееся в радостном и охотном, великодушно-добровольном соединении его воли с законом и наставлением Бога, осуществляющееся в неторопливом возрастании, подобном возрастанию насыщенного влагой, зеленеющего дерева, и увенчивающееся живым общением с Богом. Именно потому в Псалме 1 нет внешних примет диалога между Богом и человеком, что он как раз в этот диалог и вводит.

Однако прежде чем речь дойдет до позитивного раскрытия «блаженства» праведника, всем утверждениям предпосланы три отрицания. На самом пороге того словесного аналога Скинии или Храму, какой представляет собою Книга Псалмов, отсекаются три возможности зла. Носителю православной традиции трудно не вспомнить троекратное отречение от диавола и всех дел его, приготовляющее крещаемого к Таинству Крещения.

По так называемому Синодальному переводу: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании развратителей».

Читатель, не знающий языка подлинника, может, в общем, принять этот перевод как исходную точку для размышлений; дополнительные сведения о нюансах лексики подлинника уточняют и углубляют предлагаемый им смысл, но не отменяют его. <...>

Итак, перед нами три отрицания: «не ходит» — «не стоит» — «не сидит». Присмотримся к ним пристальнее.

Глагол с основой hlk, переведенный как «ходить», имеет в библейском языке исключительно широкое значение. В буквальном смысле он означает действие совершения пути, направленного движения: человек идет, зверь бежит, змея ползет, вода течет, корабль плывет и т. п. — но все эти роды движения передаются тем же глаголом. В расширительном смысле он выражает идею волевого усилия, деятельной инициативы. <...>

И здесь мы ощущаем явственный контраст с двумя другими глаголами трехчленной формулы. Глагол с основой Imd означает «стоять», также «становиться, вставать, оставаться <...>. Наконец, глагол с основой jšb означает «садиться, сидеть», но также и «постоянно селиться, постоянно пребывать» (т. е. «быть, становиться оседлым»). Он делит с предыдущим глаголом значение «оставаться».

«Ходить» — «стоять» — «сидеть». Первый глагол дает образ движения, устремления, но в то же время нестабильности, а потому неокончательности. Второй глагол — переход к стабильности. Третий глагол добавляет к стабильности — успокоение. <...>

А теперь приглядимся к контексту, в котором вводится каждый из глаголов.

Существительное 'ēdā (cs. 'odot), как и русское «совет», может означать и совет-внушение, и совет-собрание; кроме того, опять-таки наравне с русским словом (хотя бы только в старинном или специфически церковном слоге), оно порой означает «намерение», «план», «умысел», даже что-то вроде заговора. А потому смысл сочетания слов в подлиннике (букв. «ходить в совете») обнимает не противоречащие друг другу, а скорее дополняющие друг друга смысловые возможности: «действовать по совету-внушению», «посещать совет-собрание», наконец, «вступать в совет-сговор». Во всех этих возможностях общим знаменателем является тема непродолжительного контакта — с кем? Существительное rešā'īm, передаваемое в Синодальном переводе с ориентацией на греческую лексику Септуагинты как «нечестивые» — одно из главных библейских обозначений носителей вины, греха, преступления. Специфический для него смысловой момент, отмечаемый на основе анализа контекстов некоторыми комментаторами, — враждебность Богу и Его народу.

Итак, первая ступень зла — великая духовная неразборчивость. Кто находится на ней — нарушает верность Богу, без различения якшаясь с Его врагами, ища себе места на их собрании, принимая их мысли, их волю, их умысел как ориентир для своего действия. Это уже худо. Но поскольку речь идет еще о «хождении», ситуация еще не совсем устойчива, не совсем стабильна. Окончательный выбор представляется еще не сделанным.

Увы, очень скоро его приходится сделать: «встать на путь». Но чей это путь? В существительном hattā'īm, еще одном из более или менее синонимических обозначений грешников, важен смысловой момент «огреха» (этимологически присутствующий и в русском слове «грешник»), отклонения от цели, от должного направления, от пути. Итак, речь идет о пути сбившихся с пути, о пути «беспутных». Мы вспоминаем слова Христа: «Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими» (Мф. 7:13). А Учение Двенадцати Апостолов, или Дидахе, один из древнейших памятников христианской литературы, открывается кратким, но очень весомым вступлением: «Два есть пути, путь жизни и путь смерти; и велико различие между ними». О ситуации вставшего на недолжный путь свято
отеческая
экзегеза говорит так: «И не стоит на пути грешных». Не сказано: «не приходил».

Нет никого, кто не приходил бы на путь грешных: самый закон естества и смерти приводит нас туда. Сказано: «не стоит», сиречь, не остается. Стоит и остается тот, кто отягощен тяготою грехов».

Итак, недолжный выбор сделан: уже нет иллюзии свободного движения между добром и злом с легкостью возврата от одного к другому. «Тягота грехов», сумма внешних и внутренних последствий сделанного сковывает грешного, прикрепляя к «пути грешных», не давая с него сойти. Это ли не конец? Что еще осталось?

Очевидно, пока человек стоит, хотя бы там, где стоять не должно, в его осанке сохраняется хотя бы толика трудного напряжения (увы, пропадающего втуне на пути беспутства). В оборотах, связанных с метафорой «стояния» — «на том стою», «такова моя позиция» и проч., — может присутствовать гордыня, закоренелость, даже остервенелость, но еще не слышится нотки цинизма. Воля направлена ложно, однако пока еще остается волей. История предлагает нам в изобилии примеры подобного состояния — героические террористы, готовые на самопожертвование убийцы, смертельно серьезные безбожники. Но долго так не простоишь.

И потому последняя ступень зла, описываемая в заключительной части трехчленной формулы, характеризуется новым сравнительно с предыдущими ступенями настроением покоя. Это поистине шедевр сатаны — адская пародия на благодатное успокоение, обретаемое в Боге. Недаром здесь употреблен тот же самый глагол, который в зачине знаменитого Псалма 90/91 передает безопасность и защищенность «под кровом Всевышнего». Как говорят наши современники, «расслабьтесь»; в определенный момент ад говорит то же самое своему адепту. Некуда больше ходить, ни к чему больше стоять. Кто созрел для последней ступени зла, оказывается в особой компании: это не просто противники дела Божия, как на первой ступени, не просто сбившиеся с пути беспутники, как на второй, — это циничные «насмешники», «кощунники», lecim. Их глумливая болтовня, их сумасшедший смешок, их расслабленное и расслабляющее суесловие — разве мы не видели, разве мы не насмотрелись до тошноты, как это приходит на смену более «серьезным» и даже «героическим» стадиям зла? А на смену цинизму не приходит больше уже ничего. Ибо в нем выражает себя последнее, окончательное, безнадежное растление.

От него же да избавит Господь нас обоих: тебя, читающего, и меня, пишущего.

Псалом 1

О, благо тому,

кто совета с лукавыми не устроял,

на стезю грешных не вступал,

меж кощунниками не сидел, —

но в законе Господнем — радость его,

слова закона в уме его1 день и ночь.

Он как дерево, что насаждено

у самого течения вод,

что в должное время принесет плоды

и не увянут листы его.

Устроится всякое дело его.

Грешные не таковы,

они — как развеваемый ветром прах.

Грешные на суде не устоят,

лукавым меж праведных места нет;

путь праведных ведает Господь,

но потерян лукавых путь.

1. Буквально - «шепчет он».

Псалом 52/53

Начальнику хора. На махалат1. Поучение2 Давидово.

Сказал безумный3 в сердце своем:

«Бога нет!»

Растлились они, и мерзость вершат;

нет меж них, кто творил бы добро.

Бог смотрит долу с небес

на Адамовых сынов:

в ком есть еще смысл,

кто Бога взыскал?

Все сбились с пути,

все, как один, развращены,

нет меж них, кто творил бы добро,

ни одного нет!

Ужель не вразумятся делатели зла,

что едят народ мой, как едят хлеб,

и к Богу не воззовут?

Там будет им страх, где и страха нет, —

ибо рассыплет Бог кости тех,

что походом пошли на тебя;

ты злых посрамишь,

ибо отверг их Бог.

Кто с Сиона спасение Израилю подаст?

Когда возвратит Бог

плененных из народа Своего4, —

тогда Иакову ликовать,

Израилю радость вкушать.

1. Значение неясно; обычно понимается как терминологическое указание для исполнения.

2. Буквально מָשְׂכִּכל маски́л от глагольного корня הִשְׂכִּיל хиски́л «улучить, уразуметь, понять, вразумиться». Возможно, существительное это служит в контекстах т.н. надписаний псалмов чем-то вроде жанрового обозначения.

3. Мы сохранили из уважения к культурной памяти, живущей в русском языке, традиционную передачу существительного נָבָל нава́л, хотя существительное это весьма специфично: «безумный» (или «безумец») для его передачи слишком красиво, а «глупец» — слишком невинно, поскольку оно имеет в виду дефект ума, но с концентрацией на дефекте морального и религиозного сознания, на некоторой онтологической «бессмысленности».

4. Понимание этого места спорно. Мы выбрали традиционное понимание, которое остается никем не опровергнутым. При другом возможном понимании это место надо было бы перевести так:

...Когда переменит Бог

жребий народа Своего...

Псалом 109/110

Псалом Давидов

Слово Господа к Государю моему1:

«Воссядь одесную Меня,

пока не повергну врагов Твоих

в подножие ног Твоих!»

Скипетр силы Твоей

от Сиона пошлет Господь:

владычествуй посреди врагов Твоих!

С Тобою власть в день силы Твоей

во свете святынь;

прежде денницы породил Я Тебя

из чрева Моего2.

Поклялся Господь

и не возьмет слова назад:

«Ты — Священник вовек,

как был Мельхиседек встарь!»

Господь одесную Тебя,

в день гнева Своего

поразит Он царей,

свершит над народами суд,

многих насмерть поразит,

сокрушит главу пространной земли.

От потока в походе будет Он пить,

сего ради вознесет главу.

 

 

 

1. Постольку, поскольку этот псалом интерпретируется в полемике с книжниками Самим Христом (Матф. 22, 42-46) и особенно важен для христианской богословской и богослужебной традиции, все упомянутые выше вопросы выступают в отношении к нему с особой остротой, и это начинается с 1-го стиха. Традиционный перевод: «рече Господь Господеви моему», «сказал Господь Господу моему»; он вполне соответствует тексту Септуагинты, где оба раза употреблено существительное κύριος. Проблема, однако, в том, что это существительное (как и церк.-слав. господь) нормально может быть употреблено и в отношении к Богу, и в отношении к человеку, как русское «господин». В масоретском тексте первому κύριος соответствует непроизносимое Имя Божие יְהוָה , но второму — нейтральное אֱדֹנַ адона́й («господин мой»), нормально относимое к человеку. Это возбранило нам перевести его словом «Господь», в русском обиходе совершенно однозначном. С другой стороны, очевидно, что речь идет не просто о «господине», но о сакральной, мессианской фигуре Царя; поэтому мы перевели его не словом «господин», но словом «Государь», не только предполагающим Царский сан, но несущем в себе особые смысловые потенции, заодно решившись — в соответствии с традиционным обиходом — писать это слово и относящиеся к нему местоимения с большой буквы.

2. Как известно, «денница», т. е. утренняя звезда, имеет в библейской (а затем и христианской) традиции сложную символику. — Вся фраза в целом переведена по версии Септуагинты  — не только по мотивам верности традиции христианского прочтения, но прежде всего потому, что масоретский текст именно здесь представляет необычно много трудностей и возможностей различного понимания. <...>


Комментарии [0]